Неточные совпадения
Но злаков
на полях все не прибавлялось, ибо глуповцы от бездействия весело-буйственного перешли к бездействию мрачному. Напрасно они воздевали руки, напрасно облагали себя поклонами, давали обеты, постились, устраивали процессии — бог не внимал мольбам. Кто-то заикнулся было сказать, что"как-никак, а
придется в
поле с сохою выйти", но дерзкого едва не побили каменьями, и в ответ
на его предложение утроили усердие.
На пятый день отправились обратно в Навозную слободу и по дороге вытоптали другое озимое
поле. Шли целый день и только к вечеру, утомленные и проголодавшиеся, достигли слободы. Но там уже никого не застали. Жители, издали завидев приближающееся войско, разбежались, угнали весь скот и окопались в неприступной позиции.
Пришлось брать с бою эту позицию, но так как порох был не настоящий, то, как ни палили, никакого вреда, кроме нестерпимого смрада, сделать не могли.
Максим Максимыч имел глубокие сведения в поваренном искусстве: он удивительно хорошо зажарил фазана, удачно
полил его огуречным рассолом, и я должен признаться, что без него
пришлось бы остаться
на сухоядении.
Акулины уже не было в доме. Анисья — и
на кухне, и
на огороде, и за птицами ходит, и
полы моет, и стирает; она не управится одна, и Агафья Матвеевна, волей-неволей, сама работает
на кухне: она толчет, сеет и трет мало, потому что мало выходит кофе, корицы и миндалю, а о кружевах она забыла и думать. Теперь ей чаще
приходится крошить лук, тереть хрен и тому подобные пряности. В лице у ней лежит глубокое уныние.
Узкие тропинки тянулись по
полям, пропадали в лощинках, вились по пригоркам, и
на одной из них, которой в пятистах шагах впереди от нас
приходилось пересекать нашу дорогу, различил я какой-то поезд.
Мы поехали, воздух был полон электричества, неприятно тяжел и тепел. Синяя туча, опускавшаяся серыми клочьями до земли, медленно тащилась ими по
полям, — и вдруг зигзаг молнии прорезал ее своими уступами вкось — ударил гром, и дождь полился ливнем. Мы были верстах в десяти от Рогожской заставы, да еще Москвой
приходилось с час ехать до Девичьего
поля. Мы приехали к Астраковым, где меня должен был ожидать Кетчер, решительно без сухой нитки
на теле.
Разумеется, во всех этих случаях нельзя убить гусей много, стрелять
приходится почти всегда в лет, но при удачных выстрелах из обоих стволов штуки три-четыре вышибить из стаи. также подъезжать к гусиным станицам или, смотря по местности, подкрадываться из-за чего-нибудь, когда они бродят по сжатым
полям и скошенным лугам, когда и горох и гречу уже обмолотили и гусям
приходится подбирать кое-где насоренные зерна и даже пощипывать озимь и молодую отаву. также довольно удачно напасть
на них в полдень, узнав предварительно место, где они его проводят.
На другой же день
пришлось отправить в богоугодное заведение — в сумасшедший дом — несчастную Пашку, которая окончательно впала в слабоумие. Доктора сказали, что никакой нет надежды
на то, чтобы она когда-нибудь поправилась. И в самом деле, она, как ее положили в больнице
на полу,
на соломенный матрац, так и не вставала с него до самой смерти, все более и более погружаясь в черную, бездонную пропасть тихого слабоумия, но умерла она только через полгода от пролежней и заражения крови.
Через заднее крыльцо пробрался я в свою комнату. Дядька мой спал
на полу, и мне
пришлось перешагнуть через него; он проснулся, увидал меня и доложил, что матушка опять
на меня рассердилась и опять хотела послать за мною, но что отец ее удержал. (Я никогда не ложился спать, не простившись с матушкой и не испросивши ее благословения.) Нечего было делать!
Не по нраву ей, что ли, это
пришлось или так уж всем естеством баба пагубная была — только стала она меня оберегаться.
На улице ли встретит — в избу хоронится, в
поле завидит — назад в деревню бежит. Стал я примечать, что и парни меня будто
на смех подымают; идешь это по деревне, а сзади тебя то и дело смех да шушуканье."Слышь, мол, Гаранька, ночесь Парашка от тоски по тебе задавиться хотела!"Ну и я все терпел; терпел не от робости, а по той причине, что развлекаться мне пустым делом не хотелось.
Однако ж я должен сознаться, что этот возглас пролил успокоительный бальзам
на мое крутогорское сердце; я тотчас же смекнул, что это нашего
поля ягода. Если и вам, милейший мой читатель,
придется быть в таких же обстоятельствах, то знайте, что пьет человек водку, — значит, не ревизор, а хороший человек. По той причине, что ревизор, как человек злущий, в самом себе порох и водку содержит.
— Сентябрь уж
на дворе, а у нее хлеб еще в
поле… понимаешь ли ты это?
Приходится, однако же, мириться и не с такими безобразиями, но зато… Ах, душа моя! у нас и без того дела до зарезу, — печально продолжает он, — не надо затруднять наш путь преждевременными сетованиями! Хоть вы-то, видящие нас в самом сердце дела, пожалейте нас! Успокойся же! всё в свое время придет, и когда наступит момент, мы не пропустим его. Когда-нибудь мы с тобою переговорим об этом серьезно, а теперь… скажи, куда ты отсюда?
Покуда в доме идет содом, он осматривает свои владения. Осведомляется, где в последний раз сеяли озимь (пашня уж два года сряду пустует), и нанимает топографа, чтобы снял полевую землю
на план и разбил
на шесть участков, по числу
полей. Оказывается, что в каждом
поле придется по двадцати десятин, и он спешит посеять овес с клевером
на том месте, где было старое озимое.
— Это же самое мне вчера графиня Крымцева говорила, И всех вас, добрых и преданных,
приходится успокоивать! Разумеется, я так и сделал. — Графиня! — сказал я ей, — поверьте, что, когда наступит момент, мы будем готовы! И что же, ты думаешь, она мне
на это ответила:"А у меня между тем хлеб в
поле не убран!"Я так и развел руками!
— Ну так просто
на полу. Ведь вам же самому
придется спать
на полу. Я хочу
на полу, сейчас, сейчас!
— Да что, куманек, живу ведь не
на базаре, в лесу. Всякому отпирать не
приходится; далеко ли до беды: видно, что человек, а почему знать, хлеб ли святой у него под
полой или камень булыжник!
За мостом он пошел все прямо по улицам Бруклина. Он ждал, что за рекой кончится этот проклятый город и начнутся
поля, но ему
пришлось итти часа три, пока, наконец, дома стали меньше и между ними,
на больших расстояниях, потянулись деревья.
Дети, как и взрослые, производили впечатление людей, которые поселились в этом месте временно, — они ничего не любят тут, им ничего не жалко. Город был застроен тесно, но было много пустырей; почти везде
на дворах густо росли сорные травы, ветер заносил в огороды их семена, гряды овощей
приходилось полоть по два, по три раза; все плодовые деревья в садах были покрыты лишаями, росли коряво, медленно и давали плохой урожай.
Даже те расходы, которые производились
на больного Маркушку, заметно тяготили Гордея Евстратыча, и он в душе желал ему поскорее отправиться
на тот свет. Собственно расходы были самые небольшие — рублей пятнадцать в месяц, но и пятнадцать рублей — деньги,
на полу их не подымешь. Татьяне Власьевне
приходилось выхлопатывать каждый грош для Маркушки или помогать из своих средств.
Вы знаете, товарищи, я детина не робкий и силка есть, а если б
пришлось мне
на ратном
поле схватиться с князем Пожарским, так, что греха таить, не побожусь, статься может, и я бы сбердил.
Изорин спал поперек нар, один опорок свалился
на пол. Так и не
пришлось мне поговорить со старым товарищем по сцене: когда я зашел через месяц, его опять разыскали друзья и увезли.
Отдавая ему револьвер, она захотела проверить, хорошо ли он стреляет, и уговорила Якова выстрелить в открытую печку, для чего Якову
пришлось лечь животом
на пол; легла и она; Яков выстрелил, из печки
на них сердито дунуло золой, а Полина, ахнув, откатилась в сторону, потом, подняв ладонь, тихо сказала...
Господин Голядкин-младший объявил, что под дружеским кровом мягко спать и
на голом
полу, что, с своей стороны, он заснет, где
придется, с покорностью и признательностью; что теперь он в раю и что, наконец, он много перенес
на своем веку несчастий и горя,
на все посмотрел, всего перетерпел и — кто знает будущность? — может быть, еще перетерпит.
Не прошел я и ста шагов, как вдруг пара витютинов, прилетев откуда-то с
поля, села
на противоположном берегу,
на высокой ольхе, которая росла внизу у речки и вершина которой как раз
приходилась на одной высоте с моей головой; близко подойти не позволяла местность, и я, шагах в пятидесяти, выстрелил мелким бекасинииком.
«Гостила она у нас, но так как ко времени сенной и хлебной уборки старый генерал посылал всех дворовых людей, в том числе и кучера, в
поле, то прислал за нею карету перед покосом.
Пришлось снова биться над уроками упрямой сестры, после которых наставница ложилась
на диван с французским романом и папироской, в уверенности, что строгий отец, строго запрещавший дочерям куренье, не войдет.
Хорошенько ей!» Поневоле
приходилось мне слушаться, и кончилось тем, что Дашка, рассвирепев, закусила мундштук и понесла в
поле, не обращая ни малейшего внимания
на мои цуки.
‹…›В последнее время мне не удалось побывать у Петковичей, но
на походе чуть ли не всему полку
пришлось проходить мимо Федоровки и притом не далее полверсты от конца липовой аллеи, выходившей в
поле.
В пример приводился часто акробат Ризлей, который так напугал собственных детей перед представлением, что, когда
пришлось подбросить их ногами
на воздух, — дети раза два перекувырнулись в пространстве, да тут же прямехонько и шлепнулись
на пол.
И Липа тоже не могла привыкнуть, и после того, как уехал муж, спала не
на своей кровати, а где
придется — в кухне или сарае, и каждый день мыла
полы или стирала, и ей казалось, что она
на поденке.
Однако, и крест не отогнал от меня тоски. В сердце такое томление, как описывается, что было
на походе с молодым Ионафаном, когда он увидал сладкий мед
на поле. Лучше бы его не было, — не
пришлось бы тогда бедному юноше сказать: «Вкушая вкусих мало меду и се аз умираю».
Здесь мне
приходится объяснить довольно щекотливое обстоятельство касательно того, что герой мой, несмотря
на свое могучее тело и слишком тридцатилетний возраст, находился в самых скромных и отдаленных отношениях ко всему женскому
полу.
Пришлось поэтому пуститься
на хитрости, и вот губернская архитектура кое-как приляпала к высоким камерам новые потолки, значительно их понизившие и послужившие
полом для «малого верха».
Одна его половина, которую я называю береговою, по преимуществу должна бы быть хлебопашною:
поля открытые, земля удобная, средство сбыта — Волга; а выходит не так: в них развито, конечно, в слабой степени, фабричное производство, тогда как в дальних уездах, где лесные дачи идут
на неизмеримое пространство, строят только гусянки, нагружают их дровами, гонят бог знает в какую даль, сбывают все это за ничтожную цену, а часто и в убыток
приходится вся эта операция; дома же,
на месте, сажени дров не сожгут, потому что нет почти ни одной фабрики, ни одного завода.
Шел он до вечера, а до города еще далеко.
Пришлось ему в
поле ночевать; зарылся в копну и проспал всю ночь. Поднялся с зарею и опять пошел; недалеко от города вышел
на большую дорогу. По дороге много народу в город
на базар идет и едет. Догоняет его обоз; стали его извозчики спрашивать, что он за человек и отчего это он в мешок одет.
Куда деваться двадцатипятилетней вдове, где приклонить утомленную бедами и горькими напастями голову? Нет
на свете близкого человека, одна как перст, одна голова в
поле, не с кем поговорить, не с кем посоветоваться.
На другой день похорон писала к брату и матери Манефе, уведомляя о перемене судьбы, с ней толковала молодая вдова, как и где лучше жить — к брату ехать не хотелось Марье Гавриловне, а одной жить не
приходится. Сказала Манефа...
Помни, помни, Хамоизит, как дурно действует вино, удаляйся от пива и лучше забудь оба эти напитка. Пьяный от вина падает лицом вниз, а пьяный от пива — лицом вверх. Кроме того, пьяный может забыться и наговорить в пивной неосторожных и опасных слов, за которые
придется потом ответить. А разве хорошо, если к домоправителю градоначальника придут потолковать о делах и застанут его, как малого ребенка, валяющимся
на полу?
Анцыфров должен был сапоги всем чистить, чтó, впрочем,
приходилось не часто, в силу принципа, исключавшего всякий внешний лоск и щегольство; обязанность Малгоржана заключалась в побегушках в лавочку за всеми надобностями и в мытье посуды, а Моисей Фрумкин подметал
полы, в чем тоже не было особенно частой потребности; Лидинька Затц взялась чулки штопать
на всю братию и наставлять самовар.
В отдельных случаях это приводит к трагическим конфликтам между жизнью
пола и творчеством; особенно обречены
на них творческие женщины, которым
приходится выбирать между радостями семьи и творчеством, брать
на себя иногда непосильное бремя «гетеризма» в безбрачии [Выразительный пример такого конфликта дает жизнь С. В.
Разбудили меня лай Азорки и громкие голоса. Фон Штенберг, в одном нижнем белье, босой и с всклоченными волосами, стоял
на пороге двери и с кем-то громко разговаривал. Светало… Хмурый, синий рассвет гляделся в дверь, в окна и в щели барака и слабо освещал мою кровать, стол с бумагами и Ананьева. Растянувшись
на полу на бурке, выпятив свою мясистую, волосатую грудь и с кожаной подушкой под головой, инженер спал и храпел так громко, что я от души пожалел студента, которому
приходится спать с ним каждую ночь.
Стульчик проломился, и она упала
на пол. Она встала, подняла стульчик и пошла в другую горницу. Там стояли три кровати: одна большая — Михайлы Иванычева, другая средняя — Настасьи Петровнина, третья маленькая — Мишенькина. Девочка легла в большую, ей было слишком просторно; легла в среднюю — было слишком высоко; легла в маленькую — кроватка
пришлась ей как раз впору, и она заснула.
— Ты-то погибаешь? Барином живешь, все
на меня свалил. Ну, что ж делать,
придется мне и абрикосы
поливать.
Удар
пришелся в нос. В голове у Андрея Ивановича зазвенело, из глаз брызнули слезы; он отшатнулся и стиснул ладонями лицо. Сильные руки схватили его за борты пиджака и швырнули
на пол. Ляхов бросился
на упавшего Андрея Ивановича и стал бить его по щекам.
Была паника. Пастухи отказывались гонять скотину в лес. В дальние
поля никто не ходил
на работу в одиночку. Раз вечером у нас выдалось много работы, и Фетису
пришлось ехать
на хутор за молоком, когда солнце уже село. Он пришел к маме и взволнованно заявил...
Сотоварищем в терпении обид Провидение послало Исмайлову очень хорошую, по его словам, женщину, «гувернантку и воспитательницу» дочери генерала. Этой даме
приходилось терпеть от невоспитанного сановника еще более, чем духовному магистру. Впрочем, иногда генерал как бы и сам чувствовал свою несправедливость в отношениях к гувернантке и магистру, и тогда он их уравнивал, бросая обоим им
на пол то, что следовало бы подать нечеловечески в руки.
Мерик. Где
придется… Хоть и
на полу… (Постилает сермягу
на полу.) Мне всё равно. (Кладет рядом с собой топор.) Ему
на полу спать мука… Привык к шелку да к вате…
Приходилось ночевать
на полу в госпиталях, между койками больных.
Коменданта не было. С предыдущим поездом приехала какая-то хорошенькая дама, комендант познакомился с нею и вместе с дамою укатил в город… И
пришлось офицерам ехать, сидя
на своих чемоданах, спать
на полу в проходах.
Особенно же все возмущались Штакельбергом. Рассказывали о его знаменитой корове и спарже, о том, как в бою под Вафангоу массу раненых
пришлось бросить
на поле сражения, потому что Штакельберг загородил своим поездом дорогу санитарным поездам; две роты солдат заняты были в бою тем, что непрерывно
поливали брезент, натянутый над генеральским поездом, — в поезде находилась супруга барона Штакельберга, и ей было жарко.
Обозов
на дороге скоплялось все больше, то и дело
приходилось останавливаться. Наискосок по грядам
поля шел навстречу батальон пехоты. Верховой офицер хриплым озлобленным голосом кричал встречному офицеру...
Года через два, в начале сентября, мне снова
пришлось быть в этих местах. Я ехал в телеге с одним дернопольским парнем, Николаем. Небо было в тучах,
на полях рыли картошку, заросшие полынью межи тянулись через бурые, голые жнивья.
На Беревской горе мы нагнали высокого, худого и лохматого старика. Он медленно шел по дороге, опираясь
на длинную палку-посох. Заслышав телегу, старик посторонился и обратил к нам худое, продолговатое лицо.